...
В ФОНТАНАХ ХЛАДНЫХ ЛИМОНАДА...
(Рукопись, найденная в трамвае) ...
...Донья Клара, донья Клара!... ...
(Г. Гейне ) ...
...Девять лет дон Педро Гомец ...
По прозванью Лев Кастильи ...
Осаждает замок Памбу... ...
(К. Прутков) ...
Все, изложенное здесь-чистая правда. ...
..Ай, мой рыцарь Педро Гомец
По прозванью Лев Кастильи,
Укротитель альгвасилов
И бесстрашный кабальеро
Завсегдатай пелеменных
Золотой Эстремадуры
Где толпятся пестрым роем
Мудрецы и звездочеты,
Те, что ловят мараведи, .
Фунты, франки и дублоны
в кошельках лиценциатов
И породистых идальго...
Не скачи, дон Педро Гомец ...
Через пыльную Кастилью
По отрогам Сиерра-Памбы
К золотой Эстремадуре-
Дочь усатого Мигеля
Графа старого дель Прорво
Не тебя сегодня встретит
В поздний час у водокачки
Трепеща под епанчою
Как положено испанке
И шепча Мадонны имя
Бесподобными устами-
Тут мы скажем непременно:
О каррамба, сакраменто!
Не спеши, синьор идальго:
Ночь приходит тихой сапой. :  
Над засушенной Кастильей, :  
Над разнеженной Гранадой, :  
Над смурным Эскуриалом, :  
Каланчой Эстремадуры:  
И над прочей ерундою:  
Всходит месяц горбоносый:  
В мавританской ерихонке... :  
Скушно, страшно в Новолунье! :  
И так муторно- тоскливо:  
Ночевать в проклятой венте :  
На отрогах Сиерра Памбы…  
Так писал сеньор Потоцкий:  
В несравненной "Сарагоссе":  
Ах, сеньор мой, Ян Потоцкий! :  
Эта дьявольская повесть:  
От отрогов Сьерра Памбы:  
Шла за Вами до Китая:  
И закончилась в Варшаве:  
Убедительною точкой:  
Из послушного Лепажа:  
(Или, может, запятою?) :  
О каррамба, сакраменто! :  
…Скачет. скачет Педро Гомец:  
По отрогам этим самым :  
в клочьях лунного сиянья:  
Тихий, сумрачный и бледный:  
А ему навстречу - тени:  
Едет дикая охота:  
Воют ведьмы "Де профундо…":  
Пролетая низко-низко:  
И разбойничьей повадкой:  
свищут в горных перевалах:  
Обезумевшие раки…:  
И вышагивает гордо:  
Величавый конский остов:  
Под сверкающим плюмажем…:  
Следом катится карета, :  
За каретой пыль клубится:  
И не видно ни фига... :  
Мой герой дон Педро Гомец:  
Поравнялся с кавалькадой:  
Одуревших ведьмо- раков:  
И веселых привидений:  
Конь под ним покрылся пеной:  
Увидав такое дело, :  
Но бесстрашною рукою:  
Удержал его идальго:  
Шляпу снял весьма учтиво, :  
Поклонившись, дал дорогу:  
Привиденьям и карете: :  
В той сверкающей карете:  
Молча ехала синьора-:  
О каррамба сакраменто! :  
С мягкой, грустною улыбкой:  
Стройным станом, теплой кожей:  
И зелеными глазами-:  
Донья Клара Инносиенте, :  
Нежный Ангел. Донья Смерть. :  
***:  
 
... Пашеко! Именем твоего Искупителя  
приказываю тебе рассказать свою историю!
 
( Ян Потоцкий. Рукопись, найденная в
Сарагоссе).
 
Если говорить обо мне, то все началось в одна тысяча девятьсот пятидесятом году в чинном, некогда прусском , а теперь российском
городке, где уцелевшие каменные рыцари смотрят друг на друга со щербатых фасадов а на площади возле парка стоит , надменно задрав
хобот, точно боевой слон, знаменитая "тридцатьчетверка", чье появление в городе предшествовало моему. Может быть, на ней сюда въехал отец...  
Я родился в этом самом городке и роддом, где я появился на свет, тоже украшал безымянный рыцарь. Балтийский
ветер залеплял мокрым снегом его каменные глаза в ту достопамятную ночь, вернее сказать- в ту достопамятную полночь, в пятницу, в Новолунье,
когда матушка произвела меня на свет...О каррамба, сакраменто! Едва это произошло, как во всем городе тотчас же отключили электричество-
так донье Судьбе было угодно отметить сие знаменательное событие- и три женщины, уже разрешившиеся от бремени, встали вокруг
моей колыбели со свечами в руках, словно вещие Норны....  
Так, торжественно, в стиле синьора Потоцкого, следует начать рассказ о первых днях моей жизни, и
ежели продолжать в том же духе и далее, Автор рано или поздно воспарит в те изысканные эмпиреи,
где принято употреблять выражение:"буро- коричневая ткань, вздетая на гладко обструганную палку"
вместо обыкновенного слова "швабра"- такое со мной уже было. Хотя все , изложенное в этом абзаце- чистая правда.  
Дабы не утомлять читателя, отбросим последующие сорок пять лет; отметим лишь, что стоило мне появиться в
каком- нибудь месте, как там тут же начинались перебои с электроэнергией, исчезновения из торговой сети
товаров первой необходимости, распад всевозможных геополитических образований, демократизация, гласность и
другие отвратительные вещи...
 
Надо полагать, донье Судьбе это, наконец, надоело и она забросила меня на улицу Шаболовку-тут есть один старинный красный дом
с белыми кирпичными колонками , фигурными окнами и затейливыми башенками; похожий на Шильонский замок в переводе Жуковского-
без рыцарей, но с мощными воротами, из которых поутру выползают осторожные трамваи.  
Издалека кажется, что они движутся как улитки, торжественно и медленно, подняв к небесам смешные рожки- пантографы.
Поравнявшись с вами, эти улитки принимают свое подлинное обличье ревущих драконов... Я сижу в прозрачной выпуклой голове
одного из этих драконов, я- его мозг, скажу без лишней скромности; по крайней мере- пытаюсь выглядеть таковым.  
Дракон- живое и чувствующее существо, он содрогается, когда мои неумелые действия причиняют ему боль- такое случается часто,
потому что у меня еще мало опыта в обращении с этими чудовищами- я работаю здесь всего несколько месяцев, а до этого занимался
совсем другими вещами.  
Моей последней работой была роспись храма Василия Блаженного- гипсового, разумеется, высотой в десять сантиметров и без крестов.
За эту роспись мне , как Барме и Постнику, сразу же принялись колоть глаза и не заплатили ни гроша- наоборот, содрали за испорченный
гипс энную сумму. Теперь этот бедный Храм, вернее, то, что от него осталось, стоит на моей книжной полке и собирает пыль а я вожу трамвай
по сумасшедшим московским улицам- мимо рынков, кладбищ, больницы весьма популярного в русском фольклоре Кащенко...мимо монастырей и храмов,
расписанных не менее вдохновляюще, чем мой, мимо подозрительных домов, в окнах которых мерцают загадочные огни...
 
Однажды на моих глазах зеленая звезда вспыхнула в небе над Даниловым монастырем и беззвучно скатилась в Павловский переулок.
Безучастные нищие не обратили на нее внимания, продолжаая отмеривать свои нескончаемые крестные знамения.  
Путь мой лежал по Дубининской улице- она была пуста, если не считать десятка бездомных псов, расположившихся прямо на рельсах.  
Собака обычно уходит с пути трамвая, если дать один звонок, кошке следует звонить дважды, человеку-не менее пяти раз...
Но люди встречаются на Дубининской реже, чем кошки; здесь мало жилых домов.  
Лишь в старом полуразрушенном строении 86,уходящем в Первый Павловский переулок,
светилось несколько окон на втором этаже. Я весьма удивился этому свету, ибо всегда считал сей трехэтажный приземистый дом,
сложенный из дореволюционного кирпича и украшенный замысловатой башенкой необитаемым- об этом кричали разбитые окна и обшарпанные стены,
напоминавшие рукопись на неизвестном языке, однако три окна горели необыкнрвенно уютно и в одно из них, выходившее в Первый Павловский переулок,
было распахнуто настежь; в нем белело смутное Нечто, но я промчался мимо, пришпорив своего дракона,успев подумать лишь,
что куда- то сюда, очевидно, упала зеленая звезда....  
В дороге со мной не случилось ничего примечательного и вскоре желтый дракон с надписью "Пепси- Кола" вновь оказался на
Дубининской перед домом 86-на этот раз я не торопился и рассмотрел странный предмет в окне.  
Хотя сделалось уже темно, свет, идущий из комнаты и свет уличного фонаря падали на него, порождая причудливую игру теней-
это был белый, даже голубоватый, фосфоресцировавший в сумерках манекен, гипсовый женский торс , на
котором кто-то красным фломастером нарисовал сеть загадочных линий, словно проложил кровеносные сосуды.
Я вздрогнул- мне показалось, что они пульсировали и переливались. Фигура была пугающе живой, хотя не имела лица.
Мне вдруг стало страшно при мысли, что вскоре кто- то возьмет синий фломастер и прочертит по белому гипсу нервную сеть,
потом оденет его прохладной шелковистой кожей...Это происходило в Новолунье, самое опасное для меня время.
Взглянув на молодую Луну я что есть силы нажал на педаль и в ореоле голубых искр пронесся мимо.
Манекен остался маячить в распахнутом окне и тьма смотрела в его незрячие белые глаза. Было одиннадцать часов вечера...
|